Рубрика:
Предлагаю вам интересное сочинение. Автор - Ирина К.
Какой должна быть книга, в чьи старицы не прочь погрузиться лишний раз, из-за которой таешь, словно кристаллик сахара, попавший в только что закипяченную воду? Произведение, наполненное какой-то сладкой, зефирной негой, то, что запало единожды в душу читателя-созидателя, с тех пор не желающее ее покидать.
Такое произведение, определенно, есть у каждого, да и не одно. Какое же оно? Оно, это произведение, сказка, мелодия, расплавленное стекло, что принимает любую форму, любую, какую лишь угодно художнику-стеклодуву. Эта книга, позволяющая читателю быть соавтором, путешествовать, погружаться в глубокие воды тайн произведения, участвовать в действии или, хотя бы, наблюдать.
Для меня таким произведением является пьеса Евгения Шварца «Обыкновенное чудо». Воздушная сказка, знакомая до боли, наверное, каждому жителю нашей необъятной страны. Моя первая «встреча» с этим произведением произошла в далеком детстве, помнится, по телевизору показывали экранизацию пьесы. Чарующая музыка, мягкий пейзаж, исполненный в пастельных и небесных тонах, помогали попасть к Карпатским горам, в хижину смиренного волшебника. Излюбленный фильм, наизусть выученные слова песен, таких нежных и сладких, при каждом соприкосновении со мною подталкивали прочитать пьесу, согласиться или не согласиться с экранизацией.
Какое же трепетное было первое знакомство с книгой! Что-то неведомое, словно волшебник послал жар-птицу, дабы унести читателя вглубь сюжета.
Интересно и спорно начало пьесы. И, действительно, оксюморон какой-то: «Обыкновенное чудо». «Если чудо – значит, необыкновенное! А если обыкновенное – следовательно, не чудо»,- так начинается пьеса. «Обыкновенность» пьесы в том, что дело здесь идет о любви. А в чем же эта «обыкновенность»? Ведь синоним слова, по сути,-повседневность, следовательно, дюжинность, обыденщина. С другой стороны, любовь- чувство фундаментальное, образующее материю, возводящее города, чувство, которое взывает к красоте, но, между тем, то, с чем человек живет каждодневно, а, значит, обыкновенное, простое.
Просты и действующие лица в пьесе: они, пожалуй, знакомы каждому. Вот король- тиран, деспот, «ловко умеющий объяснять свои бесчинства соображениями принципиальными». Пороки такого типа до предела показаны в столь важном «деятеле». Он любит: восхищается каждым вздохом, движением своей дочери-принцессы. А тут, возле короля, тип человека гораздо ужасней, чем тираны и деспоты всей Земли вместе взятые, - министр-администратор, человек, отвергающий всякие проявления любви к ближнему, к красоте. Его любовь странна и непонятна, он любит деньги, ложь, мошенничество. Какую-то тонкую связь можно найти между министром-администратором и охотником. Охотник вызывает смех у читателя, пожалуй, только смех, да и горькую улыбку. Его страсть состоит в славе: он «гонится» за дипломами, за всевозможными проявлениями того, что он, охотник, самый яркий и самый лучший охотник, когда-либо существовавший. Но его ученик еще получает удовольствие именно от процесса, а не от результата, стремлением, как говорит охотник, «к искусству».
А вот важно расхаживающая придворная дама- Эмилия, её похолодевшее с годами сердце по силам растопить лишь «другу» из прошлого- Эмилю. Эмиль, трактирщик, бережно пронес любовь к Эмилии через года, даже отель он назвал «Эмилия», но он обзавелся новой, не менее прекрасной любовью. «Теперь я все делаю сам. В молодости я ненавидел людей, но это так скучно!.. Я стал служить людям и привязался к ним. Да, я служу людям и гожусь этим»,- говорит Эмиль. Аманда и Оринтия наполнены любовью к своим мужам и детям.
Еще более интересным персонажем для меня является жена охотника. Хозяйка, она ловко управляется и со своим имением, и со своим мужем. Мудрая и сильная женщина, она без памяти несет какую-то юношескую любовь к мужу, да и любовь волшебника к ней так же молода, бессмертна. Волшебник- мой любимый герой пьесы. Такое чувство, что есть и в нашей жизни такой чародей. Словно он дает цель, ставит у дороги, а то, как ты достигнешь этой цели, твой путь, зависит не от рук волшебника, а от человека, ставшего на эту дорогу. В хозяине, «остепенившемся» волшебнике, есть, пожалуй, все, что может влюбить читателя: он словно жизнь строит на высоком чувстве, словно все скрыто дышит и поет, наполнено, сочится странной, великой любовью. Эту силу волшебник возвышает, благословит. В Медведе, существе «ещё более живом», читатель найдет все проявлении человечности, искренности. Его обреченность есть и основной конфликт пьесы. Он обречен полюбить принцессу, от поцелуя которой вмиг превратится в животное, свирепое, немое, тем самым причинит боль своей возлюбленной. Принцесса- «чистейшей прелести чистейший образец», уж очень она далека от мечтаний своего отца, в ней все настоящее, живое, трепетное, все в ней иное.
Каждый из персонажей любит, а, значит, и любовь, хотя бы в этом месте Земли, обыкновенное чудо. Влюбляется и читатель в реплики, действия персонажей, плачет вместе с ними, искренне переживает за судьбу «влюбленных детей».
Пьеса, в которой каждый читатель может прикоснуться с чистой, высокой любовью, с любовью земной или обыденной, не может не влюбить читателя. Синтез сказки и драмы не может закончиться плохо, а, значит, возможен у «Обыкновенной истории» счастливый конец. Он и происходит: сквозь все страдания, все препятствия (вспомним, что волшебник всеми силами мешал Медведю найти Принцессу: то ручьи превращал в реки, то гигантские жабы и комары настигали юношу), силы добра, света и любви, победившие зло, корысть, волшебство, торжествуют.
С помощью пьесы понимаешь, что любовь, «великая сила безрассудства», обращает быстротечное в вечное, возводит к небу, соединяет полюса магнитов, делает дробное целым. Понимаешь, что волшебство- побочный продукт любви, не наоборот. Разве это не то, к чему хочется возвращаться из раза в раз? Светлая грусть, зефирная радость, нежнейшая музыка, которая звучит, поет, живет отдельно во время чтения пьесы, безумно красивая, теплая атмосфера делают это произведение частью души, неотделимой частью читателя. Магия переплетается с сатирой, вечность чувствуется вблизи. Все это рождает привязанность к пьесе, и вновь спешишь к ней вернуться, открыть врата в волшебный мир, так похожий на наш, в мир обыкновенного чуда, где все и привычно, и ново.