Я Бунина всего не прочитал,
И как об этом я сейчас жалею.
Мне помнятся лишь «Темные аллеи»,
Но видится совсем не темнота…
Я в жизнь входил, я был еще мальчишкой,
Проблем не ведал, горя не видал,
Романы с продолжением читал,
Где приключений было даже слишком.
И вдруг удар, запретный разговор,
Его подслушал, впрочем, я случайно
(Но для ребенка это сразу тайна),
И вот вхожу я в комнату, как вор.
Вот книжный шкаф, от шорохов белею,
Знакомая обложка, строгий шрифт
(На этаже остановился лифт).
И надпись: Бунин. «Темные аллеи».
А дальше время как стрела неслось,
Я ночь последним завершил рассказом.
Спросила мама: Ты не болен, часом?
— Да нет, спасибо, просто не спалось.
От впечатлений голова болит
И в сердце кто-то вдруг вонзил иголки —
«Кавказ», «Баллада», «Муза», «Руся», «Волки»,
«В Париже», «Таня», «Натали», «Мадрид».
Как много страсти, сколько суеты,
И как любовь бывает многоцветна.
Я уяснил, для прочих незаметно,
Что жизнь не праздник, в ней не все цветы.
На все вопросы стал искать ответ,
Наткнулся на стену не из обмана,
Одно лишь слово — рано, рано, рано,
А было мне уже тринадцать лет!
С тех пор водицы утекло не мало,
Я к книге возвращался и не раз,
Мне каждый помнится сейчас рассказ
«Красавица», «Часовня», «Месть», «Начало».
Перечисленьем вас не затрудню,
Все за меня расскажут эти строки,
Я вел дневник, у жизни брал уроки
И вместе с Буниным пришел к другому дню.
И вот стою, на все смотрю сурово,
И поколенью будущему в масть,
Чтобы не спиться или не пропасть,
Хочу сейчас сказать такое слово.
Читайте Бунина, любите тишину,
Влюбляйтесь, падайте, играйте и грешите,
Живите в верности и в чистоте живите
Отдав дань музе, доброму вину.
А если прорастет крупица спора,
Когда в сердцах останется лишь лед —
Вернется красота и мир спасет
От пошлости, от скуки, от позора.
Алексей Рябошапка
___
Стеблей колючих горестный клубок,
Подобный перекати-поле,
Засохнет прахом, обозначив срок
Отверженной печальной доли.
Пройдя чужие страны и моря,
Отросток чудом сохранится,
Когда прольется дождь, животворя,
То прорастёт цветок в землице.
Так слово Мастера, познав любовь,
Воскреснет истиной из мрака,
Забвение отринув, станет вновь
На родине цветущим злаком.
Нас Бунин позовёт из тьмы аллей,
Осенний сад приветливо распахнут,
А на столе, накрытом для гостей,
Антоновскими яблоками пахнет.
Родникова Елена
___
Виктор Панкратов
Памятник Бунину
Дней окаянных – чёрные тиски…
Ужель всевышним
нам они – простятся?
Сквер…
В нём – деревья тянутся распяться…
И слепота осенняя тоски.
Россия не готова для суда:
минувшего ещё живучи стоны
Никольский храм
текуче правит звоны
вдоль улицы Дзержинского сюда.
Пусть каждый платит личные долги.
К чему шептать заспинно и бесстыже:
– Подумать только –
Тридцать лет в Париже…
И пёс приблудно жмётся у ноги.
Всему своё – в безвременье седом…
Но истины
Зернистый вызрел колос.
История свой прочищает голос.
Истец на месте
– Дело – за Судом!
13 октября 1995 г.
Виктор Будаков
Дом на Дворянской
Большая Дворянская, Старый Бег –
Стоял в два крыла здесь дом.
И поезд поблизости брал разбег,
В какие края влеком?
Ребёнок в губернском былом далеке
И в ласке, и в сказке был.
И плыл пароход по Воронеж-реке,
В какие края он плыл?
Дорога от дома однажды берёт,
В какой уводя туман?
Он мальчик, он отрок, он взрослый бредёт,
Дорожный потёрт чемодан.
В холодную осень в краю полевом
В час поздний его узнай. –
Как будто он ищет родимый дом,
Пришедши в родимый край…
1990
Вьюга в Татьянин день
В час январский улицей Дворянской
Сани мчат, и ветер гривы рвёт,
И терзая русские пространства,
Вьюга над Воронежем ревёт.
Вечер. Бунин в городе родимом.
Век двадцатый, и седьмой в нём год.
Путь, коли земной он, исходимый,
Белою шрапнелью вьюга бьёт!
И всего лишь городская вьюга,
Деревенской вьюге – не сестра:
Та в дороге, в поле сбросит с круга
И не продержаться до утра.
И коль заметает – так под крыши,
И не отворить глухих ворот,
И по избам гул метели слышит
Запертый метелями народ.
Здесь же фонари видать при вьюге,
Кружево оранжевых огней,
И по счастью, здесь не сбиться с круга,
Хотя вьюга – всё сильней, сильней.
В зале Благородного собранья
Молодых, встречающих – битком!
Зал хвалы. Не то что поле брани.
Вьюга лишь бранится за окном,
Словно в ней предвестие стихии,
Через десять лет когда рванёт –
Занесет его пути в России
И саму Россию заметёт…
1980, 1995
На родине Бунина
Глухие поля, золотые поля
На родине Бунина.
И тихо вздыхает о чем-то земля
На родине Бунина.
Какой уже год и какой уже век
На родине Бунина
Страдает и верит народ-человек,
Что лучшее – сбудется!
И вера восходит, как отчий завет,
На родине Бунина,
Как тихой зари возвышающий свет
На родине Бунина.
Когда-то мы жили, и снова живем
На родине Бунина,
И зыбко-нечаян, и вечен наш дом
На родине Бунина.
1969, 1995
Галина Умывакина
У дома Бунина
Ах, окаянный век! – Добро, не в общей яме,
и цел, не разорен младенческий Ваш дом.
А так не все ль равно – в Воронеже, в Майами
иль где там? – повторять: у птицы есть гнездо.
В погибельной стране все та ж старуха косит
и промышляет век все в том же кураже.
А в садике у Вас горит такая осень,
что кажется: октябрь в последний раз уже.
На ладан дышит век, а так же правда колет
глаза, и тот же стыд нам снова души ест.
И что-то там звонят с окрестных колоколен!
И снова не понять – набат иль благовест.
Ах, окаянный век! Отходит – а поди же:
разбойничий замах, крутые номера...
Покойно ли, тепло ль Вам спится под Парижем,
легко ли вспоминать: у зверя есть нора?
22 октября 1991 г.
В. И. Дмитриева
Славному юбиляру
Ивану Алексеевичу
Бунину
из далекого Воронежа, где ночью на улицах воют волки
и антоновские яблоки продаются возами,
сердечный привет.
Зорь весенних красоту,
Грусть осенних увяданий,
Снежных вихрей суету
В зове призрачных рыданий.
Жуть тоскующих ночей
На усадьбах позабытых,
Стук цепей и гарь печей
В сёлах, дымкою повитых,
Пены волн и моря синь
У бойниц седой руины,
Вещий сон немых пустынь
Раскалённой Палестины,
Скучный, серый русский день,
Блески грозные зарницы
И мистическую тень
Над Востоком древней
птицы –
Всё воспели Вы, поэт,
На своей волшебной лире…
Дай бог жить Вам много лет
В этом злом и хмуром мире.
Где во мраке бурь и бед
Лишь Поэзия есть Свет!..
Жаль мне, что меня-то нет
На веселом Вашем пире!
Но традициям верна,
Буду в полночь и одна
Юбиляра пить здоровье,
Хоть – увы! – принуждена,
Так как в доме нет вина,
Пить лишь молоко коровье…
1912