Поговорить бы хоть теперь, Марина!
При жизни не пришлось. Теперь вас нет.
Но слышится мне голос лебединый,
Как вестник торжества и вестник бед.
При жизни не пришлось. Не я виною.
Литература — шриглашенье в ад,
Куда я радостно входил, не скрою,
Откуда никому — путей назад.
Не я виной. Как много в мире боли.
Но ведь и вас я не виню ни в чем.
Всё — по случайности, всё — по неволе.
Как чудно жить. Как плохо мы живем.
Адамович Г.
___
М. И. Цветаевой
Неисчисляемы
Орбиты серебряного прискорбия,
Где праздномыслия
Повисли —
Тучи…
Среди них —
Тихо пою стих
В неосязаемые угодия
Ваших образов:
Ваши молитвы —
Малиновые мелодии
И —
Непобедимые ритмы.
Андрей Белый
___
Евгений Евтушенко
ЕЛАБУЖСКИЙ ГВОЗДЬ
Памяти М.Цветаевой
Помнишь, гераневая Елабуга,
ту городскую, что вечность назад
долго курила, курила, как плакала,
твой разъедающий самосад?
Бога просила молитвенно, ранено,
чтобы ей дали белье постирать.
Вы мне позвольте, Марина Ивановна,
там, где вы жили, чуть-чуть постоять.
Бабка открыла калитку зыбучую:
"Пытка под старость - незнамо за что.
Ходют и ходют - ну прямо замучили.
Дом бы продать, да не купит никто.
Помню - была она строгая, крупная.
Не подходила ей стирка белья.
Не получалось у ней с самокрутками.
Я их крутила. Веревку - не я".
Сирые сени. Слепые. Те самые,
где оказалась пенька хороша,
где напослед леденяющею Камою
губы смочить привелось из ковша.
Гвоздь, а не крюк.
Он граненый, увесистый -
для хомутов, для рыбацких снастей.
Слишком здесь низко,
чтоб взять и повеситься.
Вот удавиться - оно попростей.
Ну а старуха, что выжила впроголодь,
мне говорит, словно важный я гость:
"Как мне с гвоздем-то?
Все смотрят и трогают.
Может, возьмете себе этот гвоздь?"
Бабушка, я вас прошу как о милости, -
только не спрашивайте опять:
"А отчего она самоубилась-то?
Вы ведь ученый. Вам легче понять".
Бабушка, страшно мне в сенцах и комнате.
Мне бы поплакать на вашем плече.
Есть лишь убийства на свете, запомните.
Самоубийств не бывает вообще.
1967
___
— 1 —
Объятие петли, тугие ножны,
В них тела непослушного клинок.
О, боже! Если б было так возможно,
Чтобы земля вдруг выгнулась у ног
Ее! Веревочное жало
Обвило шею, стянут в горле крик,
И тело, наподобие кинжала,
Болтается на поясе земли.
— 2 —
Вьется жизнь веревкой длинной,
Как самой ее порвать?
Разве можно Вас, Марина,
С смертным холодом связать?
В крике порванные связки
И простужены в пути.
Неужель другой повязки,
Кроме петли не найти?
Рест А.
___
Не приголубили, не отогрели,
Гибель твою отвратить не сумели.
Неискупаемый смертный грех
Так и остался на всех, на всех.
Господи, как ты была одинока!
Приноровлялась к жизни жестокой…
Даже твой сын в свой недолгий срок —
Как беспощадно он был жесток!
Сил не хватает помнить про это.
Вечно в работе, всегда в нищете,
Вечно в полете… О, путь поэта!
Время не то и люди не те.
Петровых М.
___
Отравляющий воздух разлада…
Ревность, зависть – зиянье прорех.
Не делите Марину, не надо,
Ведь огня её хватит на всех.
Не делите её, не делите!
Всё оставив, ушла налегке…
Сберегите её, сохраните,
Чтоб – ни слову пропасть, ни строке.
Хватит всем её страсти и боли,
И метафор, и мыслей, и мук.
Пусть усилится нашей любовью
Запредельный Цветаевский звук.
Пусть учёный открытья свершает!
Пусть костёр у Тарусы горит!
А душа у Марины большая.
Всё приемлет. И всех приютит.
Невзорова И.
___
Одна, ни в чем не схожая,
Несхожеством горда,
Дорогою прохожею
Не шла ты никогда.
Ты видела и слышала
По-своему всегда,
Своим узором вышила
Пролетные года.
К укорам равнодушная
И в дружестве трудна,
Одной себе послушная —
Осталась ты одна.
И, не стерпев изгнания,
Домой вернулась вдруг,
Но там нашла страдания,
Веревку, стул да крюк.
И в петле непреклонная
Склонилась голова,
И смолкли самозвонные
Ударные слова.
Сумбатов В.
___
День рождения Марины
Гроздья красные рябины,
Золотое чудо дня.
День рождения Марины –
День рождения меня.
Все поэты одиноки,
Но важна иная связь.
Не прочти я эти строки,
И душа б ни родилась.
Я была бы комом глины,
Веткой хвороста сырой,
Без огня моей Марины
Я была б совсем другой.
Но – явилась и воскресла,
Подарила мир и жизнь.
Увела в такие бездны,
Подняла в такую высь…
И слились в одном теченьи
И восторг, и страсть, и грусть.
И за все ее мученья
Я сегодня помолюсь.
И благословляю снова
За поэта бытиё,
День Иоанна Богослова,
Подаривший нам её.
Колокольчик из Тарусы
Вечер долгий, зимний, грустный,
Одиночество сквозит…
Колокольчик из Тарусы
На столе моем стоит.
Подержу его в ладошке,
Потрясу его слегка –
Разольется под окошком
Синеокая Ока.
Вспыхнет полдень – жарок, ясен,
Захлестнет иная жизнь,
А Марина вместе с Асей
Побегут с пригорка вниз.
Век прошел – они все те же,
С неизбывной жаждой жить!
И Таруса манит, держит,
Не дает о них забыть.
…Встрепенусь, опомнюсь ночью
Над цветаевской строкой.
Чудо? Сказка? – Колокольчик
Бирюзово-золотой.
*****
Седая даль, морская гладь и ветер,
Поющий, о несбыточном моля.
В такое утро я внезапно встретил
Тебя, подруга ранняя моя.
Тебя, Марина, вестница моряны!
Ты шла по тучам и по гребням скал.
И только дым зеленый и багряный
Твои седые волосы ласкал.
И только вырез полосы прибрежной
В хрустящей гальке лоснился чуть-чуть.
Так повторился он, твой зарубежный,
Твой эмигрантский, обреченный путь.
Иль, может быть, в арбатских переулках.
Но подожди, дай разглядеть мне след
Твоих шагов, стремительных и гулких,
Сама помолодей на сорок лет.
Иль, может быть, в Париже или в Праге…
Но подожди, остановись, не плачь!
Зачем он сброшен и лежит во прахе,
Твой страннический, твой потертый плащ?
Зачем в глазах остеклянела дико
Посмертная одна голубизна?
Не оборачивайся, Эвридика,
Назад, в провал беспамятного сна!
Не оборачивайся! Слышишь? Снова
Шумит крылами время над тобой.
В бездонной зыби зеркала дневного
Сверкают скалы, пенится прибой…
Вот он — твой Крым. Вот молодость, вот детство,
Распахнутое настежь на ветру.
Вот будущее. Стоит лишь вглядеться —
Отыщешь дочь, и мужа, и сестру.
Тот бедный мальчик, что пошел на гибель,
В соленых брызгах с головы до ног.
О, если даже без вести он выбыл,
С тобою рядом он не одинок.
И звезды упадут тебе на плечи!
Зачем же гаснут смутные черты
И так далёко — далеко — далече
Едва заметно усмехнулась ты?
Зачем твой взгляд рассеянный ответил
Беспамятством, едва только возник?
То утро, та морская доля, тот вечер
С тобой, Марина. Смерти нет для них.
Павел Антокольский